Мне очень хочется рассказать вам о моей бабушке — Марии Рененгардовне Миллер. Она не участвовала в сражениях, не была медсестрой на фронте, она даже не была советским человеком, и поэтому, возможно, кто-то не захочет читать эту историю. Это будет их выбор, но тот, кто все же ее прочтет, ощутит тот холод печали, ту боль неизбежности и те горечи лишений, которые пережила эта сильная женщина, и поймут, что немке, сосланной на север, едва ли было легче, чем советскому солдату на поле боя.

Жила моя бабушка со своей семьей: мамой, папой, сестрой и братом. Они были поволжскими немцами и, несмотря на то что находились далеко от немецкой земли, жили хорошо:

большой теплый дом, коровы, свиньи, куры, утки, огород и даже небольшой живописный сад. Но однажды всего этого не стало… Тревога. Тревога везде.

Радио, глашатаи на улицах, полные ужаса глаза людей — все кричало о страшной новости.

Нужно было сдать весь скот и немедленно покинуть дома. Двадцать четыре часа на сборы, и телега на тридцать килограмм на всю семью. Всем селом нужно было идти до города Камышина (районный центр на Волге) пешком. Там большое поселение немцев, а значит, автоматически врагов советского народа, оказавшихся в центре страны во время войны, сажали в вагоны для скота и отправляли в разные концы страны для выполнения нечеловеческих работ. Тогда моя бабушка впервые увидела железную дорогу и поезд, но ни удивляться, ни восхищаться времени не было: она была старшей дочкой, ей было 16 лет, нужно было помогать маме, так как папа погиб незадолго до начала войны от гангрены. Два дня они ехали до станции Омутинка в Омской области, потом еще до деревни Шипаково. Там их поселили к старушке, о которой уже нечего и вспомнить. Единственное, что помнится до сих пор моей бабушке — это невероятное количество тараканов и клопов в этом доме. Поначалу была еда, которую семья Миллер привезла с собой, потом обменивали на еду одежду, а когда уже ни одежды, ни еды не осталось, мама моей бабушки устроилась подмастерьем к печнику. А уже совсем скоро и сама стала мастером. Работы у нее было много, и за эту работу давали еду — тем они и выжили. Мама часто брала старшую дочь с собой, поэтому моя бабушка тоже обучилась этому нехитрому, но нужному ремеслу.

Но вскоре мою бабушку отправили в Бугуруслан в трудовую армию, и свою маму моя бабушка больше никогда не видела.

Два месяца моя бабушка работала по шестнадцать часов в сутки, выполняя непосильную для шестнадцатилетней девушки работу. Но она терпела, и только когда объявили, что их отряд отправляют на еще более тяжелые работы, она притворилась, что у нее невозможно болят ноги. И ее отправили в деревню под Бугурусланом. Там она жила в русской семье, ухаживала за маленьким мальчиком и помогала по хозяйству.

Все бы хорошо, да только русского она не знала, а хозяева дома относились к ней как к крепостной крестьянке. Но через некоторое время свершилось чудо: бабушку отправили обратно в Омскую область, где осталась ее семья: бабушка, дедушка, двоюродные сестры и брат Давид. Приехав домой, она узнала, что ее маму и сестру Амалию отправили в Челябинск на строительство дорог.

Обратно в Омскую область бабушку отправили неспроста.

Через несколько дней после ее приезда всех немцев отправляли в Воркуту и в Челябинск.

Так получилось, что всю семью отправили в Челябинск — к маме и Амалии, а Марию — в Воркуту.

Она опять осталась одна в городе за полярным кругом, где во время пурги людей сметало и уносило в тайгу, а вместо домов стояли ветхие бараки. Как только их привезли в телячьих вагонах в Воркуту, то сразу повели на дизенфекцию. Всех стригли наголо, потому что в волосах были вши. Коса моей бабушки была невероятно длинной и густой, но даже столь редкой для военных лет красоты не пощадили. Косу отрезали, и больше, как ни старалась моя бабушка, она уже никогда не была такой красивой и длинной.

Кормили в Воркуте лучше, чем в Сибири: 600–700 граммов хлеба в день. Жили в чистых бараках рядом с рекой Воркутой. На этой же реке каждый день, без выходных, строили плотину. Но труднее всего для нее была работа в шахте. Больше всего бабуля боялась стать калекой.

Она совсем не боялась смерти, но инвалидности боялась безумно. Каждый день она видела искалеченных людей: целый город молодых калек — кто без руки, кто без ноги, глаз, ушей.

Она так этого боялась! Больше всего на свете. Шахта давала не только много угля, но и очень много калек.

Очередная смена закончилась, и бабушка стояла и ждала, когда вагонетка поднимет уголь, а потом вернется и за людьми, но вдруг оступилась и упала прямо на рельсы. Она еле-еле успела увернуться от летящей вниз вагонетки. Когда уже на поверхности бабушка рассказывала этот случай, то каждый раз в конце теряла сознание — настолько велик был ее испуг.

На следующий день пришла к начальнику и сказала: «Хотите — стреляйте, а в шахту больше не пойду!». Стакан табака, хранимого еще с Поволжья и ценившегося на вес золота в военное время, спас мою бабушку.

Война закончилась, а тяжелый труд продолжался. Бабушка работала на ТЭЦ в лаборатории и однажды вечером на танцах познакомилась с моим дедушкой Яшей. Яков был красив и молод, и Мария, конечно же, в него влюбилась. Очень скоро они стали жить вместе. У них родились четыре сына.

Немало горестей пережила бабушка, просто она очень сильный человек и не любит жаловаться на свою судьбу. Сейчас ей 83 года, и она, как и прежде, руководит всеми домашними делами, воспитывает своих сыновей, часто приезжающих к ней, заботится о почти десятке внуков и очень любит меня и еще двух своих правнучек.

Рассказ получился не о войне, а о сильном человеке, который, пройдя войну в ее нелегких тылах, вырастив четырех сыновей на безжалостном, далеком севере, не перестал смеяться, продолжает по-детски искренне улыбаться и умиляться миру вокруг себя. Рассказ о человеке, который является для меня кумиром. О моей бабушке — Марии Рененгардовне Миллер.